Камчатка Игоря Шпиленка

Вертолет завис над землей, люк открылся, и на землю полетели сумки с фотооборудованием и штативами, рюкзаки с продуктами, спальные мешки. Брянский фотограф Игорь Шпиленок собирался провести на Камчатке, в Кроноцком заповеднике, свою первую зиму. Первый раз он приезжал сюда в 1994 году: «Тогда я понял, что Камчатка — это вирус, от которого я уже не избавлюсь, — рассказывает он. — Это как машина времени: садишься в Москве в самолет и оказываешься в прошлом. Природа Камчатки осталась нетронутой, дикой — такой, как была триста лет тому назад».

Три города на весь полуостров…

На Камчатке живут чуть более 300 тысяч человек, на весь полуостров — три города: Петропавловск-Камчатский, Елизово и Вилючинск. На многие километры никаких железных и автомобильных дорог, туристических маршрутов и гостиниц. Единственный транспорт — вертолет, а он стоит 80 000 рублей в час. Такие расходы могут позволить себе только богатые иностранцы или совсем уж помешанные на природе туристы. Впрочем, их привозят в основном летом в Долину гейзеров, остальные места остаются нетронутыми — свыше 11 тысяч квадратных километров, не испорченных цивилизацией.

Игорь устроился работать в заповедник инспектором. Желающих жить зимой среди диких животных и птиц было немного. Для Шпиленка же в этом была вся жизнь: большую часть из своих сорока восьми лет он провел, работая в заповеднике «Брянский лес» и снимая дикую природу.

Вертолет поднялся в воздух и начал удаляться. Это было очень странное ощущение — вдруг оказаться в тишине после суеты и хлопот, связанных с поездкой, Игорь знал: еще несколько дней его будет преследовать надоедливое, нудное ощущение, что он чего-то не сделал или не успел. Руки по инерции будут тянуться к неработающему мобильному телефону — но через несколько дней все пройдет, и он наконец успокоится.

Избушка, в которой Игорю предстояло провести зиму, стояла на берегу океана. Рядом была река Тихая. Избушка была хлипкая и холодная, скорее, даже сарай, построенный здесь 20 лет тому назад. Первый месяц ушел на то, чтобы как-то приспособить его к зимним условиям. Игорь привез с собой утеплитель и вагонку — так что получился самый настоящий «евросарай», неказистый и кривенький снаружи, зато вполне уютный внутри. Для жизни было все необходимое: дрова, генератор, керосиновые лампы и свечи, продукты. И кошка, которую Игорь привез с собой из «Брянского леса», чтобы не скучать. На многие километры вокруг не было ни одного человека. Всего на зиму в заповеднике оставалось четверо — он и трое его коллег. Все общение по радиосвязи, в десять утра и девять вечера. «Последние новости, какой-нибудь неприличный анекдот и прогноз погоды в конце», — смеется Игорь. Но, конечно, радиосвязь существовала не для развлечения. Каждый год, несмотря на большой опыт работы, в заповеднике гибли люди. В прошлом году на одного коллегу Игоря напали медведи. Другой утонул в озере, образовавшемся при сходе лавины. Поэтому если человек не выходил на связь — это был тревожный знак, его начинали искать.

Камчатку никто не снимал зимой

Впрочем, Игорь был не один — у него была кошка, а на запах еды стали приходить лисы. В Кроноцком заповеднике на животных не охотились больше ста лет, поэтому нынешнее поколение лис просто не знает, что человека надо бояться. Они подходили совсем близко, вертелись вокруг дома, заглядывали в окна. Кошке такие гости явно не нравились. Они не только посягали на ее территорию — они посягали на ее продукты. Поэтому, как только лисы подходили чересчур близко, она с шипением бросалась на них, и животные позорно разбегались в разные стороны.

Целыми днями Игорь пропадал, фотографируя зимние пейзажи, птиц и животных. Камчатка — это пункт обязательной программы для каждого известного фотографа, но ее снимают в основном летом. Игорю предстояло показать, что здесь происходит зимой. И это была работа не из легких: десятки километров в день по снегу на лыжах. За собой нужно тащить сани с фотооборудованием, которое весит под пятьдесят килограмм. Примерно по полдня уходило на строительство снежных «скрадков» — убежищ наподобие иглу. Чтобы не спугнуть животных, нужно было приходить в скрадок затемно, прятаться там и ждать, выставив объектив камеры в маленькое окошко. На ровных склонах убежища можно было рыть прямо в снегу — глубина снега там была пять-семь метров. В тундре же нужно было делать из снега кирпичи и заливать скрадок водой. В таких укрытиях Игорь просиживал часами, иногда — сутками, подкарауливая уникальные кадры.

Сегодня он ждал, когда появятся белоплечие орланы (Haliaeetuspelagicus). В России эти птицы обитают на Камчатке, Сахалине, на побережье Охотского и Берингова морей. Зиму проводят на берегу океана, где много лососей, умирающих после нереста. Они и служат их основной добычей.

Игорь сидел в скрадке всю ночь: ноги затекли, пальцев рук он уже не чувствовал. Пакетики, выделяющие тепло, давно закончились. Вот, наконец, показался один орлан. Он вытянул из воды огромного лосося. Кожа лосося настолько прочная, что коренной народ, ительмены, делали из нее обувь и одежду. Орлану единственному под силу разорвать эту кожу. Поэтому все остальные птицы ждут удобного момента, чтобы отобрать у орлана добычу. Сегодня первым появился беркут и начал атаковать орлана, пытаясь вырвать у него рыбу. Завязалась борьба, орлан не сдавался, но беркут был проворнее и смелее. Лосось достался ему. «Прямо как моя кошка, которая нападает на лис», — улыбнулся Игорь.

Встречи с медведями

Возвращаясь домой, Игорь увидел рядом со своей избушкой следы. Приглядевшись, он понял, что эти странные дырочки на насте — следы медвежьих когтей. Но наст под медведем почему-то не проваливался. Взрослый медведь весит почти полтонны, а этот, видимо, был легкий. Игоря прошиб холодный пот: это был медведь-шатун, один из самых опасных. За лето и осень он не накопил достаточное количество жира и теперь ходит в поисках пищи, и либо найдет ее, либо умрет с голоду. Если он увидел человеческое жилище, то будет приходить снова и снова.

В заповеднике самая большая охраняемая популяция бурых медведей в мире. И почти каждый год не обходится без жертв — в прошлом году погиб сосед Игоря. Та же участь постигла в 2003 году и Виталия Николаенко — он больше тридцати лет фотографировал бурых медведей и, казалось, должен был знать о них все. Но, видимо, в какой-то момент потерял бдительность, забылся, подошел слишком близко. Игорь носил с собой ружье: теперь медведь все время был где-то рядом и ждал удобного момента, чтобы напасть. Сидеть все время дома совсем не хотелось. Утром Игорь вышел за водой. Река находилась в трехстах метрах от избушки. Был сильный мороз. Лыжи даже не скрипели на снегу — они визжали. В полной темноте Игорь спустился к реке и набрал воды. Вдруг метрах в пятнадцати он четко увидел фигуру медведя, вставшего на задние лапы. Медведь звенел: вся его шерсть, видимо, была в сосульках. Игорь бросил ведра, схватил ружье и навел его на медведя. Но выстрелить не смог. «Для фотографа-натуралиста — страшный грех убить то, что ты снимаешь», — говорит Игорь. Он взял одну лыжу — со страшным визгом она полетела в медведя. Зверь испугался и бросился в незамерзшую реку. На душе стало немножко легче.

Днем Игорь увидел медведя издали, на берегу океана: он был весь какой-то сгорбленный, тощий. Видимо, он заболел еще летом и теперь, звеня сосульками, ходил по берегу океана в поисках морской капусты.

Под вечер началась метель, дом стало заносить. Вдруг заскрипела крыша, кошка подпрыгнула от неожиданности и зашипела. Игорь увидел, как шляпки гвоздей медленно выдвигаются из досок — медведь взобрался на крышу. Хоть он был легкий, но сломать крышу не составляло никакого труда, не крыша, а одно слово — рубероид и доски двадцатилетней давности. Еще чуть-чуть, и зверь провалится вниз. Игорь взял ружье, чтобы выстрелить, как только медведь проломит крышу. Но этого не происходило, зверь ходил по крыше из стороны в сторону, Игорю показалось, что это продолжалось очень долго, нервы были на пределе. Не выдержав, он сильно ударил по крыше — и медведь ушел. Убивать его по-прежнему не хотелось, но было ясно: выживет только один из них.

Новый год в одиночестве

Как водится в таких случаях, Игорь вспомнил о жене и детях. Его супруга Лора не хотела, чтобы он уезжал на всю зиму. Естественно, он настоял на своем, а теперь не знал, что делать. Проведя бессонную ночь, Игорь решил уйти на несколько дней в поход — чтобы быть подальше от медведя и отвлечься.

На берегу реки был построен скрадок. Чтобы переключить мысли, Игорь решил поснимать оттуда лебедей, которые на рассвете вылавливали на мелководье икру. Снимать лебедей невероятно сложно: они такие чуткие и осторожные, что реагируют на малейший шум. Игорь сидел, не двигаясь. Было холодно, грустно — но все же лучше, чем сидеть в избушке и ждать, когда придет медведь. Из тумана показались длинные лебединые шеи. Солнце только начало всходить и осветило лебедей фантастическим розовым светом. Вдруг справа, откуда ни возьмись, высунулась выдра — от неожиданности Игорь чуть сдвинул объектив. Это движение было роковым — лебеди улетели. Столько часов без движения, в холоде — все без толку.

Домой Игорь решил не возвращаться. Километрах в шести находилась избушка Виталия Николаенко. Игорь решил переночевать там. Видимо, с самого дня гибели Николаенко в избушке никто не жил: все печки были забиты льдом, дом был отсыревший и холодный. Игорь попытался заснуть — бесполезно. Рядом шуршали мыши. Он включил карманный фонарик и посветил им в мышиную нору: она вся была в инее. Он вышел на улицу — там было теплее. Вдруг на небе показался пассажирский самолет. Игорь знал его: он каждый день пролетал здесь в одиннадцать вечера. Было преддверие Нового года, самое теплое, семейное время.

Игорь подумал, что каждый из пассажиров может позвать стюардессу и попросить «Кока-колы». Так просто — только руку протянуть. «Кока-колы» захотелось нестерпимо, как будто бы в этом вкусе было все — и семейная атмосфера, и ожидание праздника, и надежды на будущее. Он же был совсем один. До конца декабря он вообще не увидит ни одного человека — только перед Новым годом прилетит вертолет с водкой и шампанским, незнакомые люди коротко скажут ему «с наступающим» — и улетят. Люди летят домой, чтобы отпраздновать Новый год с семьей, а он целыми днями ходит по снежной тундре или ради одного удачного кадра карабкается, обвешанный объективами, в гору, проводит ночи в снегу. У избушки Игоря тоже, скорее всего, ждет медведь. А может быть, и избушки-то уже нет — медведь мог ее просто-напросто сломать. Окончательно расстроившись, Игорь все-таки заснул. Он уходил из избушки без сожалений: это была одна из самых страшных ночей, проведенных им на Камчатке.

На душе было пусто, все мысли вертелись вокруг медведя. Недалеко от избушки Игорь вдруг увидел воронов и орланов, кружившихся над мертвым животным. Подойдя ближе, Игорь понял, что это тот самый медведь: он умер от голода, и теперь птицы расклевывали ему живот. Рядом были следы лис и росомах — они, по всей видимости, приходили ночью. Снять росомах Игорь хотел давно. Он понял, что и сегодняшнюю ночь проведет вне дома. Под утро ему удалось сфотографировать росомаху: в лучах солнечного света она подошла к останкам медведя. Не стала ждать наступления сумерек: наверное, боялась, что останется ни с чем — уж очень бойко медведя расклевывали птицы.

Скоро от медведя остался только позвоночник. Бояться было нечего — по крайней мере, некоторое время. Евросарай стоял на месте. Кошка радовалась возвращению хозяина. Жизнь налаживалась. И Игорь начал строить планы. Их было такое множество, что следующую зиму он тоже решил провести на Камчатке.

Фото Игоря Шпиленка с его официального сайта — www.shpilenok.com.