Владимир Коренев: «Искусство должно быть маркировано личностью»
- 0
Ясноглазый красавец-Ихтиандр, мечта женщин поколения 60-х, Владимир Коренев впервые приехал в Брянск на ХVI Международный фестиваль «Славянские театральные встречи». В спектакле Московского драматического театра имени Станиславского он занят в необыкновенной роли полковника-транссексуала. Но, как стало понятно брянским журналистам на пресс-конференции, за всем этим «гламуром» прячутся настоящие глубины. Актер — знаток истории и философии, на его счету не только роли в театре и кино, но и первый перевод статьи Фрейда «Будущее одной иллюзии», который он из любопытства сделал в юности, вооружившись русско-немецким словарем.
— Участвуете ли вы в телепроектах и как относитесь к «сериальной» экранизации классики?
— Я долгое время по отношению к сериалам «сохранял невинность», лет десять, наверное, не реагировал, а потом понял, что за ними будущее. Отказываться от сериалов — все равно, что не воспринимать цветной кинематограф, звук в кино. Для наглядности приведу такой пример. Сколько пришлось режиссеру Ивану Пырьеву работать над «Идиотом» — сокращать роман, отшлифовывать диалоги! Но, тем не менее, сколько было упущено! При том, что он чрезвычайно уважительно и бережно относился к тексту Достоевского и у него работали потрясающие актеры. Есть достойные примеры экранизаций, когда серьезный режиссер берет в руки классическое произведение и делает достойный сериал. Это и новый, 6-серийный «Идиот», и «Мастер и Маргарита»… Следует также учесть, что молодежь сейчас мало читает, и пусть хотя бы таким образом знакомится с классикой. Все зависит не от формы — важно, какими руками сделан сериал, с какой душой.
— В новом телевизионном сезоне где можно будет увидеть актера Владимира Коренева?
— Я много снимался в этом году. Во-первых, это очередной фильм из киноэпопеи «Дворцовые перевороты» Светланы Дружининой «Виват, Анна Иоанновна», где я играю главную мужскую роль — князя Василия Долгорукого, любовника Анны Иоанновны (в этой роли снималась Инна Чурикова), человека интеллигентного, чрезвычайно образованного, бывшего послом во Франции, Швеции. Кроме того, скоро на экраны выйдет новая 12-серийная экранизация романа Стендаля «Красное и черное». Сейчас так принято: действие классических произведений мировой литературы переносить в наши дни, в частности в современную Россию. Так вот и в этой киноверсии московский Жюльен Сорель, для того чтобы попасть в высшее общество и достигнуть известных степеней, идет по трупам. Я играю ученого-слависта, принимающего живейшее участие в судьбе честолюбивого молодого человека. И это еще не все. В этом году вышел сериал «Дар божий», моя роль — врач крупной клиники, попавший в сложный любовный треугольник. На лето есть несколько предложений сниматься, но я плотно занят в репертуаре театра, поэтому пока их не рассматриваю.
— Вы очень ярко вступили в кинематограф своей ролью во всем известном фильме «Человек-амфибия», что стало началом вашей театральной карьеры?
— Мне очень повезло. Я пришел в театр после шумного успеха в кино. А в театре на тот момент работали замечательные мастера Леонов, Глебов. Казалось, мне надо завоевывать место уже среди них, как-то утверждаться. Но не пришлось. Первые роли были промежуточными, чуть ли не в массовке. Помню, я вышел на сцену на гастрольном спектакле, и слова не сказал, а публика начала аплодировать. Другое дело, что популярность надо было подтверждать ежедневной работой, соответствовать ей, не разочаровать. И это большой труд. Помогали замечательные режиссеры. Сейчас институт режиссуры исчез. Режиссура не может быть поставлена на поток, как многое делается сейчас. Она предполагает огромное личностное участие, человеческое, в том, что ты делаешь. Искусство должно быть маркировано личностью.
— Что сформировало вас как актера: кинематограф или театр, чему вы отдаете приоритет?
— Театр сформировал меня как актера, и все профессиональные приоритеты я отдаю театру, несмотря на кинематографический успех в начале своей карьеры. Кинематограф — это особый язык, и этим языком за всю историю его существования владели человек двадцать максимум, например, Пырьев, Эйзенштейн, Пудовкин… И питается кино из театра, конечно, из театральной среды… Кино — это спектакль на фоне живой природы. Но даже в этом странном симбиозе кино и театра есть большие мастера. Я как-то был в Берлинском ансамбле — театре, созданном Брехтом. Там над входом чуть ли не с момента основания здания краской как бы наскоро написано: «Потрясать сердца и действовать на нервы — это не одно и то же». Представляете, что чувствует человек, который каждый день читает эти слова?! Вопрос в том, какие задачи ставят перед собой люди, которые занимаются этим делом: ради развлечения или для большего. Во втором варианте театр становится светской формой религии, и это замечательное дело, которому стоит служить.
— На своем личном сайте вы пишете: «без профессии можно прожить», вы действительно, так думаете?
— Для меня в иерархии ценностей профессия стоит на 5-м, даже 6-м месте. На первом? Конечно, близкие люди. Другое дело, что мне в этой профессии комфортно, хорошо, мне нравится образ жизни, который она диктует… Вообще я Близнец и не могу находится в одиночестве. Да, есть одиночество художника, но есть одиночество человеческое, которое я не переношу.
— А жить в театральной семье — это трудно?
— У меня нет другого опыта. Моя жена — актриса, раньше она много снималась, но фактически отдала жизнь семье, дочь окончила ГИТИС, мы с ней уже не раз снимались вместе. … Я консерватор и не люблю экспериментов ни в семье, ни в искусстве. Сейчас происходят негативные процессы, которые меня очень волнуют, — коммерциализация сознания и расцвет цинизма. Мне кажется, капитализация общества, которую мы наблюдаем и в которой как-то участвуем, не славянской природы. Славяне никогда не были успешны в коммерции за редчайшим исключением. Славяне — идеалисты, они живут душой, чувствами, а не логикой. В свою очередь и искусство растет на идеализме. Потому в России такое культурное наследие, аналогов которому по проблематике, форме воплощения и глубине нет в мире.
— Вы человек верующий?
— Трудно отвечать на этот вопрос, я родился в атеистической семье, крещеный. Я больше интересуюсь верой с точки зрения философской, теософской вернее, мне близко все, что касается православия. Да, в нем есть такое понятие, как покаяние, грех… Смертных грехов не совершал. Слава, популярность — это очень сладкое чувство. Но не тот грех, который нельзя было бы отмолить или противопоставить ему что-то высшее. В то же время не люблю праведников. С ними скучно. Актер — это человек, который состоит из огромного количества мелких недостатков, которые в сумме являются огромным достоинством.
— И все-таки о нашем фестивале… Сегодня их проводится огромное количество, как вы относитесь к идее Славянского фестиваля?
— На фестивалях бываю редко и отношусь к ним с недоверием, потому как количество не всегда переходит в качество. Скорее, наоборот. Однако мне импонирует сама идея объединения славянских театров. Другое дело, что часто фестивали напоминают антрепризу — приехали, показали, разъехались. Нет общения — главное, что подразумевает фестиваль, нет творческой лаборатории. Меня приятно удивляет интерес публики к «театральным встречам». Однако повторюсь, не решается его основная задача — творческое общение. В Брянске я впервые, хочу посмотреть город, рад возможности побывать на родине Тютчева в Овстуге.